Без права на прошлое. Часть 1 - Дмитрий Моисеев

– Секст был дедом Карлесовой матери, – прервала воспоминания Стелла.

– В таком случае могу поздравить твоего внука. В его жилах плещется добрая кровь.

Бордель-маман с укором глянула на собеседника, но смолчала. Музыканты заиграли «Мой сладенький мальчишка…» – сборник шутливо-эротических куплетов, с незапамятных времен считавшийся неофициальным гимном «Цыпочек». Шлюшки завизжали, захлопали в ладошки и принялись подпевать, поддерживаемые нестройным хором пьяных мужских голосов. Охотник с удивлением заметил, что Стелла, несмотря на волнение и страх, шепчет с детства знакомые слова.

«Интересно, пела ли куплетики Амели? – подумал он и в который раз наполнил бокалы. Голова приятно кружилась. Охотник с удивлением понял, что порядком надрался. Кажущаяся легкость «Закатного лика» обернулась обманом. Возникло невольное: «А не подмешан ли в вино наркотик?». Он старательно отогнал подозрения. Было попросту наплевать.

Песня оборвалась на ноте тоскливого минора. Музыканты получили положенные аплодисменты, подслащенные порцией обязательных поцелуйчиков. Вечер продолжался.

Охотник ждал обещанную встречу и пьянел все больше. Алкоголь баламутил глубокий колодец души. Звучали голоса. Сгорали годы, отданные на откуп печали. Призрачный силуэт надежды маячил на толстом стекле будущего. Перед глазами возникал образ странного человека. Загадочного незнакомца, недавняя встреча с которым принесла живую струю в затхлый воздух его внутреннего склепа. Единственная встреча, один разговор, но они заставили Охотника отправиться в путь. Встреча и разговор, что сплели в единый колючий клубок прошлое, настоящее и будущее… И он, старый, покрытый шрамами бесчувственный воин бросился, точно пустоголовый котенок, за этим цветастым клубком…

– Пора, – раздался издалека голос Стеллы. – Пойдем, дядюшка Ох, тебя ждут.

Охотник мотнул головой, разгоняя алкогольную абстракции. Сделал попытку встать, но вместо этого спросил:

– А для чего заговорщикам нужен Шарманщик?

– Все помнят о Песенной Битве, – прозвучало в ответ.

Два слова. Простых, знакомых, но упоминание о связанном с ними событии прошило внутренности не хуже отточенного стилета. Зашевелились шестеренки памяти, возвращая Охотника в один из давно потерянных дней…

Тревожное утро перед битвой у неторопливой реки Ены. Серое небо Илекарской области, стальная вода и пепельные лица изможденных воинов Первого Добровольческого Корпуса. Загнанные в ловушку, зажатые с трех сторон армиями западных агрессоров – Фарии, Нитланда и Ордена Полумесяца, голодные, обессилевшие, израненные мужчины. Крестьяне, пахари, торговцы, студенты, ремесленники, мастеровые… Простые люди, вставшие на защиту родной земли!

Охотник помнил мазки отчаяния на лицах собравшихся. Помнил страх в помутневших глазах, помнил темный силуэт близкой Смерти. Они, рядовые граждане Гарданской Империи, откликнулись на зов Императора Людовико Старого. Они готовились умирать. Ведь победить, выстоять против профессиональных западных вояк, в пять раз превосходивших числом солдат-добровольцев, казалось выше человеческих сил.

«Бежать, спасаться, прятаться!» – именно так думал каждый.

Охотник тоже стоял на берегах Ены. Он сам собирался умирать. Знал, что победа недостижима.

До начала пиршества боли оставался неполный час. Ветер трепал разноцветное море знамен. Гудели трубы, трещала барабанная дробь, хлестал отрывистый командирский лай. Словно спятившие птицы, завывали волынки. Уже выстраивались в прямоугольники и каре нитландские пикинеры, гарцевали на породистых вороных фарийские тяжелые кавалеристы, натягивали арбалеты незнающие промаха стрелки Ордена… Казалось, нет на земле силы, способной остановить непобедимую, спаянную в единый стальной кулак лавину западного воинства…

И тогда, аккуратно пробираясь сквозь напряженную толпу, обходя бивачные костры и отхожие ямы, на импровизированную сцену – перевернутый обозный фургон – вскарабкался Шарманщик. Он был без брони и шлема, в легкой рубахе, переливающейся всеми цветами радуги. Длинные и черные волосы трепал ветер. Нервные пальцы сжимали любимый инструмент – подаренную Императором позолоченную кобзу.

Шарманщик обвел взглядом собравшихся. Прокашлялся. Взял первые ноты и… запел.

О родном доме, где тебя помнят, любят и ждут. О тенистых рощах и мрачных лесах. О бескрайних полях златоглавой пшеницы и цветущих вишневых садах. О тяжелом труде, что приносит радость. О самой прекрасной девушке мира – твоей Любимой. О женщинах – матерях, бабушках, сестрах… О детях – маленьких девочках и мальчиках, плаксах и шалопаях, но таких невозможно милых. Ведь они – твоя родная кровь… О легендарных героях, что некогда были простыми людьми, но обессмертили свое имя поступками. О том, что смерть – не самое страшное. О том, что важно. О том, что правильно. О жизни и свободе. О мужестве и любви. О долге и чести. О Родине…

Охотник видел, как расправляются поникшие плечи и разгибаются склоненные спины. Как свет наполняет выбеленные страхом глаза. Как кровь ускоряет бег, а руки сильнее сжимают оружие. Он чувствовал, как преображаются люди, собравшиеся у перевернутой телеги. Слышал слаженное биение тысяч сердец, скрип обтягивающей скулы кожи. Слышал глухой рокот, что рождался в недрах истинной сути каждого.

Шарманщик пел. Кобза в тонких руках молила и приказывала, плакала и гневно кричала, утверждала и убеждала… Заставляла людей поверить в невозможное. Преображала души. Творила чудо.

И в тот момент, когда стальная волна западного воинства весело, предполагая легкую победу, с металлическим грохотом обрушилась на добровольцев, ее ожидал неприятный сюрприз.

Те необученные, неподготовленные, неумелые добровольцы превратились в истинных героев!

Охотник помнил, как худенький, голубоглазый студентик с копной ярко-рыжих волос и тонкими пальцами, задушил этими самыми пальцами огромного нитландского рыцаря. Эти тонкие пальцы будущего ученого разорвали пластинчатый воротник панциря, кольчугу, кожаную рубаху и переломали, раздавили рыцарский кадык. Смяли, словно гнилую грушу! Он помнил, как маленький, круглый толстячок, по всей видимости – ростовщик или меняла, в ржавой кольчуге и комичном шлеме-сковороде, дико завизжал и одним неуклюжим ударом разрубил от плеча до пояса могучего латника из Ордена Полумесяца, а затем подхватил с влажной земли здоровенный, облепленный мозгами шестопер и буквально оторвал голову гиганту-мечнику в бело-голубых цветах Королевства Фария. Помнил, как поднятый на пики широколицый доброволец придвинулся по окровавленным древкам к своим убийцам и размозжил друг о дружку стальные головы. Помнил, как светловолосый мальчишка (почти ребенок!) шел на шестерых орденских секироносцев и… смеялся. Обе его руки были отрублены по самые плечи, кровь хлестала фонтаном, а он шел, гордо выпрямив спину и смеясь! И орденцы, закаленные в боях ветераны, видевшие битв больше, чем этот мальчишка прожил весен, бросили оружие и побежали… Побежало все западное воинство! Панически, теряя оружие и знамена!

Охотник так и не смог понять, как эти пахари, торгаши и ремесленники – необученные, голодные, вооруженные чем попало, сломали, стоптали впятеро превосходящие силы неприятеля. Не понимал до сих пор.

Он лишь видел все это и помнил. А еще он помнил лицо Шарманщика, напоминавшего в тот миг бога. И этот бог пел! Не прерываясь ни на мгновение, не замечая летящих стрел, жужжащих арбалетных болтов и стальных шаров, пел на протяжении всего побоища. И даже не сорвал голос!

Западное вторжение заглохло, а битву впоследствии назвали Песенной…

Охотник помнил все. Помнил слишком многое, но еще большее он пытался забыть. Однако, не мог…

Он тяжело вздохнул. Людям необходимо во что-то верить. Во всемогущих родителей, которые обогреют, накормят и вытрут сопливые носы. В непогрешимых правителей, что выделят место и прикажут, каким образом на этом месте жить. В лучезарных богов, которые наполнят жизнь смыслом, укажут цель и покажут путь. Или в чародейские артефакты, которые спасут от верной гибели на ступенях этого пути, помогут победить в безнадежной битве, в шаге от подаренной цели… Пускай даже эти артефакты помятые, морщинистые и пьяные.

– Каковы шансы на успех Уларского Фронта? – Охотник пристально посмотрел на Стеллу. – Я не ошибусь, сказав, что минимальные?

– Да, – просто ответила бордель-маман. – Мальчики заигрались. В начале все складывалось гладко. Идеи, встречи, сторонники. Восторженные союзники, будущие должности и привилегии. Но кто-то сболтнул лишнего. Агенты Сыска заполонили Арабай. У статуй прорезались глаза, у стен выросли уши. Ищейки не скупились на награды… И понеслось! Один предал, другой продал. Мерзавцы любят звон монет, трусы боятся боли. Начали говорить. Побежали доносить. Рассказали все, что знали. Чего не знали – выдумали. Сеть стягивается, Охотник! На Валианта Верра три ночи назад покушались. Чудо, что он до сих пор жив! Получил кинжалом в спину, упал. Наемник наклонился, хотел убедиться в смерти. Верра задушил ассасина его же собственным шарфом. Шарфом из белоснежного зияльского шелка! Знаешь, кому нравятся такие шарфики?